allergen | СТИХИ КРЫШИ

Итак, дорогие, перед тем, как покинуть свою бренную, хоть и очень дорогую рыжую шкуру и воссоединиться с дорогими Высшими Существами, привожу в порядок свое дорогое поэтическое наследие.
Я растащил его на 6 частей: Стихи крыши, Стихи дома, Стихи мусорки, Любовь-кровь, Стихи двора, Стихи подвала.
Буду выкладывать частями.

СТИХИ КРЫШИ

* * *
Мы - рыжие. Я, осень и огонь.
Меня назначили шутом на праздник жизни,
чтоб забывалась в смехе рвань и голь,
и чтоб спектакль был безукоризнен.

Сгореть в депрессии осеннего огня -
поступок, восхитительный для черни,
но слишком схематичный для меня,
живущего в реальности дочерней.

НЕ ТОЛЬКО...

Я пью не только молоко,
я кот, а не монах.
Когда подружка далеко,
и в четырех стенах,
со шкафа уроню бутыль,
меж острого стекла
я буду пить вино и пыль,
чтоб грусть была светла.

Курю я не один табак,
а раз, и два, и три.
Хозяин мой, такой чудак,
не держит взаперти
ни сигареты, ни гашиш,
ни прочие дела...
А после я поймаю мышь -
чтоб грусть была светла.

Я нюхаю не только след
подружки на песке,
а то, что нюхать вам не след,
что так стучит в виске,
что превращает кошку в льва,
но дух сожжет дотла...
Я в рифму выстрою слова,
чтоб грусть была светла.

Колюсь не только о репьи,
колюсь шипами роз,
тех, что хозяева мои
припрятали всерьез.
И звезд бездарный хоровод
рассеялся, погас.
И Млечный путь лакает кот,
открыв на кухне газ.

ЧЕШИРСКИЙ СМАЙЛ

Чеширский кот, умирая,
мне прошептал: "Чииииз".
И тут же воронья стая
обсыпала наш карниз,
как герпес - весь город болен -
простужен и воспален.
И лечит он алкоголем
похмелье былых времен.
Вознесся Чеширский тезка,
катается в дегте ночи,
улыбкой сырной и плоской
светится и молчит.
А я ухмыляюсь криво
с земли в небеса смотря,
и звезды падают мимо,
все мимо, мимо меня,
не ранят. Чужая шкура,
чужие и слог, и звук.
Подруга моя, как дура,
берет колбасу из рук.

ВНЕ СТАИ

А разве не бываешь ты скотом?
Вот и бывай, а я пойду на ловлю
всего, что ловится. Прикинувшись котом,
умей убить и насладиться кровью,
хотя бы на словах. А на когтях
сражайся с миром, что погряз в покое
и подлости. Учи своих котят
не поддаваться общей паранойе.
Пошли, мой брат, на крышу, выпьем и
закусим черным хлебом небосвода.
Я лишь тогда смогу пойти на "вы",
когда того потребует природа.
А жить, стебаясь, требует ума,
иронии, холодного расчета.
Ты слушаешь? Ты плачешь? Оба-на.
Ты непривычен к роли звездочета.

НОВЫЙ МЕСЯЦ

Небесный крюк воздел меня над миром,
он позолочен, хоть не золотой.
Я наблюдаю за свеченьем сырным,
за тем, что ново под сырой звездой.
Она манИт своим багровым жаром,
и пышет в морду, обещая страсть.
Не соблазняясь этим вечным жанром,
я озабочен как бы не упасть.
Я думаю - а вдруг паденье будет
таким свободным, тихим, затяжным,
что я забуду назначенье судеб,
что, наслаждаясь, зацеплюсь за жизнь.
Нет, не хочу. Зависнув в темном свете,
я чувствую прохладный рок крюка.
Но радость вознесения заметней,
чем опасения и облака.
Возможность обобщения - прекрасна.
Возможность непадения - пьянит.
Земля внизу, как детская раскраска,
и у нее такой измятый вид…

СНЫ

В последнее время мне страшно спать,
а, значит, и страшно жить.
В моем настроении явный спад -
разбиты сна витражи.

И в черные дыры с осколками слов
хлынули ужасы сна
с монстрами, мистикой, криками сов,
проклятием колдуна.

Мне снится упорно, что я человек -
серый, усталый, злой,
выдавший другу фальшивый чек,
свернувший с дороги домой.

И вот я уже в тоскливом лесу,
ноги вязнут в грязи.
Я на спине чье-то тело несу,
оно мертвечиной разит.

Но тело живет, поскольку оно
шепчет мне жарко:"Брат!
Расслабься, устань, прокисло вино,
меня отнеси назад!"

И я не пойму - почему я, кот,
несу некошачий груз,
и чтО мне семьдесят пятый год,
и бывший Советский Союз.

И что за колдун у меня за спиной
командует, как мне жить.
Серые сумерки правят судьбой,
закручивая виражи...

Из сна вырываюсь, чтобы упасть
в бездну другого сна,
где щерит сука слюнявую пасть,
клянется, что мне верна,
и дышит в затылок, воняя тоской,
и псиной, и течкой, и всем -
всем тем, что поток суеты мирской
снесет с осажденных стен.

Но вот просыпаюсь. Звезды и лай.
Антенна, труба, провода.
Богатый район, этот кошкин рай...
Мне страшно и в шкуре кота.

НА ГРАНАДСКОЙ КРЫШЕ

Ночь в крови заклубилась,
дошла до сердца. Я слышу!
Скрывается страсть заката.
Как кровь холодеет крыша.

В полночь она остыла
убитым днем матадора.
Роза, раскрывшись, алеет -
символ любви и позора.

Коготь луны процарапал
небо наполовину.
Ночь на кошачьих лапах
кралась в рассвета тину.

Ночь окровавит губы,
мазнув помадой рассвета.
Запудрит раны и звезды
(ты тоже заметишь это).

А ночь впитается в землю,
в темную землю Гранады.
Лишь я до рассвета внемлю
лживым твоим "Не надо".

СОСТАВ ЛЮБВИ

Ах, как много на свете кошек!
Как мне их перетрахать всех?
С крыши падаю словно коршун
на мурлычащий ценный мех.

Дорогие, я тот, кто должен.
Должен всем, но плюю на долг.
В небе крошится лунный коржик,
море моет подушечки ног.

Половина моей морали
как невидимый зад луны.
Мы с тобою всю ночь орали
и врывались в чужие сны.

А с тобою - восточной, зыбкой,
понимающей толк в самцах,
мы шатались в поисках рыбки
без тяжелых солей свинца.

Я не ждал пощады от страсти.
Не хотел пощады такой.
Я устроил хронический кастинг
И тестировался с любой.

Это просто хронический поиск -
я единственную ищу.
Все любови сцеплены в поезд.
Дорогие мои, чух-чух!

МОЯ ПОРОДА

Софиты глаз твоих, о, слава, дорогая,
меня пронзили вдоль и поперек.
Я просветлен и зол. Купоны состригая,
не я сижу котом у этих бритых ног.

Мой путь лежит туда, где гордая свобода
зажарит мне шашлык из дичи и хамья.
Я не один такой. Нас - целая порода.
Все, как один - бойцы. А рыжий - только я.

НОКТЮРНЫ

1.

Скорбь моя относительна относительно рамок дня.
Выживаю по грустным правилам, установленным человеком.
Притворяюсь я озабоченным, четким, то есть, четко очерченным,
притворяюсь и умным, и добрым. Притворяюсь - зря.

Но наступит иное время с лаконичным причмоком "ночь".
Ах, как верно сместились акценты, как они дребезжат, исчезая!
Внутрирамочное пространство хлынет горлом куда-то прочь,
я иду по размытым чернилам жизни, судьбы и края.

Губка ночного смысла пропитана снами чужих -
тел, испарений, кошмаров, последних упреков и просто.
Иду по размытому празднику, зная, что эта жизнь
мне подарила костюм на выход, но не по росту.

И не по роли. А впрочем, играя в игры детей,
в которые влипнет любой, не укрывшийся от смещения
жизни, судьбы и края, и я не избег сетей,
но заслужил сострадание (втайне моля о прощении).

2.

Когда заходит ночь, как на посадку,
огни кошачьих глаз укажут путь.
И горло перехватывает сладко
аккорд любви и славной драки муть.

Что ж ты не спросишь, сидя у окна
и глядя на меня глазами Евы,
в раю живущей: "Так ли ночь темна
там, у корней всезнающего древа?"
Пойдем со мной, выпрыгивай в окно,
сегодня ночь кошачьего Купалы!
Что завтра будет? Будет ли оно!
Ты не ликуешь... Ты опять устала...

3.

Грот ночи жаркий, влажный.
Прибой веселой страсти.
Я буду нежен с каждой,
любой дворовой масти.
У лунного менялы
сегодня только грошик,
и потным одеялом
укроет счастье кошек,
тем драным одеялом,
где ночь течет в прорехах,
где кошка под диваном
ревнует человека.

НЕУРАВНОВЕШЕННОЕ

Когда уткнешься мордой в грязь,
закрой глаза и нос.
И концентрируйся на том,
что вылезешь, офкос.
Пускай мигает смайл с небес,
мигай ему в ответ.
Что наша жизнь?
Конечно бред,
в котором есть сюжет.
Что - грязь? Пройдет апрельский дождь
и смоет нафиг все.
И будут мокрыми и вошь,
и книжечка Басё.
Тянись безумьем к небесам,
лакай весенний смог.
Нет места внутренним весам!
И я сломать их смог.