СТИХИ МУСОРКИ
Apr. 27th, 2005 02:24 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
allergen* * *
Кошки, котята, котишки, коты и кошары!
Идите, бегите сюда и пируйте на шару -
щедрая наша помойка в богатом районе -
много еды, чистота и отсутствие вони.
Наша помойка соседствует с вашей помойкой,
так чувство плоти привычно соседствует с койкой,
разные виды существ перемешаны слишком,
мы отличаемся разве что сортом пальтишек -
шуба моя неизменна и снять ее сложно,
а у людей одинаковы разве что рожи.
Срез социальный в нашем районе хороший -
холеные люди, холеные толстые кошки,
вкусы у нас совпадают довольно удачно -
мясо, печенка, лосось - подходящая жрачка.
Толстые люди хотят похудеть и потеют
бегая грузно по пыли, песку и растениям,
толстые кошки довольны уютной судьбой,
предпочитают всему наслажденье собой.
РУБАИ
Я живу, запивая таблетки вином.
Ночью легкие рву под любимым окном.
Украшают самца не одни только шрамы.
И грехи, и стихи, и борьба с бодуном.
Ты живешь, превращая тоску в бытие.
Ты как дикую рысь приручаешь ее.
Я стою у окна и смотрю на прохожих.
Лишь свобода - моя. Остальное - твое.
Ты живешь по велению сердца, ага?
Все коты во дворе получили рога.
Я ж на это смотрю философски и просто -
Твое сердце - мое. Не мое лишь влага…
Я живу, как хочу, но мешает луна -
возмущает спокойствие Мурки она,
и бесчинствует Мурка - ворует и пьет.
Я про это стихов сочинил до хрена!
ПРАЗДНИК, КОТОРЫЙ ВСЕГДА СО МНОЙ
Жизнь не прошла впустую,
если живот не пустой.
Мусорщики бастуют!
Город завален едой!
Город сервировали,
город - а ля фуршет.
Я повторю едва ли
фразу, что счастья нет.
Сколько деликатесов!
От изобилия пьян,
раньше я был повеса,
нынче я стал гурман!
Свадебное застолье,
или Лукуллов пир!
Если голодному - воля,
сытому - целый мир!
В сером зловещем рассвете
город похож на погост.
Сонные сукины дети
сели в мусоровоз.
И среди серого утра,
и среди белого дня,
я горько орал:"Полундра!" -
грабили люди меня.
Мне не поверят внуки
про ужин из дюжин блюд.
Люди - такие суки!
Жалко, что кот - не верблюд.
РЕАКЦИЯ ПРЕЦИПИТАЦИИ
Я помню - было дело.
А дело было так:
с роскошным антителом
я совершил контакт.
Мы с нею идеально
совпали в основном.
И в принципах моральных,
и кое в чем ином...
Был миг контакта сладок,
его не прокляну,
хоть выпал я в осадок -
и вот иду ко дну.
ГОРОДСКОЙ ЖЕСТОКИЙ РОМАНС
Я остался один из помета,
остальных утопили в ведре.
О, бедная, бедная мама
с белой меткой на черном челе!
Сестренку мою утопили -
белую, словно фата.
И смешного тигренка-братишку,
ему уже взрослым не стать.
Убили вторую сестричку,
рыжую, словно огонь.
И замочили братишку -
в яблоках был он, как конь.
И мама всю нежность и ласку
излила на меня, пацана.
Я купался в ворованном счастье,
с молока я дурел, как с вина.
Мама, родимая мама!
Близким была существом.
Учила играться и драться,
умывала меня под хвостом.
Я рос на лужайке у дома,
у большого резного крыльца.
И к маме однажды примчался,
спросить про родного отца.
Взгляд ее затуманила мука,
но и счастье играло в глазах:
"Мой единственный сын, мой котенок,
я должна тебе все рассказать!
Отец твой был просто героем,
крысоловом он был с юных лет,
красивым, народным любимцем,
отравил его подлый сосед.
Я хотела возмездия, мщенья,
но что я могла изменить?
Мне однажды отец твой приснился,
я спросила:"Ну как же мне быть?"
Он сказал:"Ты родишь мне котенка,
смышленого с детства мальца,
рыжего, с черною меткой,
он отомстит за отца!"
Заплакал тут я от предчувствий,
а после пошел воровать.
А через полгода вернулся,
ведь от судьбы не сбежать.
Я царапал капот его тачки,
заткнул выхлопную трубу.
Через год все же выпало счастье
лицезреть супостата в гробу.
Не стыдно теперь возвращаться -
я отомстил за отца!
Увидел я рОдную маму,
а рядом - котенка-самца.
Рыжий и чуть конопатый,
играл под знакомым кустом.
Так же, как я, он метался
за материнским хвостом.
"Мама,- шагнул я из тени,-
я отомстил за отца!
Я видел убийцу - убитым,
с мордою цвета свинца!"
Мама смотрела устало,
качая своей головой:
"Вас я не знаю, мужчина.
Вы вовсе котенок не мой.
Вот моя милая крошка
играет в тени у крыльца -
остался один из помета,
чтоб отомстить за отца!"
ОБРАЗ ЖИЗНИ
МОРЕ мне заменяет дуст.
Блохи тонут, и дует в ус
Свежий ветер зюйд-ост,
Чтобы высохли шкура и хвост.
МУРКА мне заменяет жену.
Да, я так порочно живу.
А прижитых с нею котят
Отдаю в интернат.
КОГОТЬ мне заменяет нож -
Приспособлен к разрыву кож,
Я точу его на плите,
Под которой лежат не те.
А хозяина больше нет -
Удавился вчера в обед.
Он оставил одни долги
И плохие стихи.
ПЕСНЯ мне заменяет фоно,
Жизнь черна и плотна - говно.
И запекшаяся кровь
Там, где ранена бровь.
Только СТРАСТЬ не хочу менять.
Это то, что спасет меня.
Дикий саженец мастерства
Поливаю. Такие дела.
ПОТУСТОРОННЕЕ
Не все мы вышли из шинели,
а кое-кто и из "Шанели",
"Шанели номер пять".
В шестой палате дулись в нарды,
себе, друг-другу били морды
и ¾ спать.
А наша старшая сестричка,
с кошачьим просветленным личиком
с мурчащей буквой "эрр"…
Она дала мне… рыбу в тесте,
и я сожрал ее на кресле
в больничном СССР.
Змея парадов издыхала,
Моя сестричка смысл искала
в гостинице "Савой".
А я кричал в стихах о главном,
день накрывался чистым саваном,
страна ¾ звездой.
За шкирку нас держала вечность.
Я покидал свое отечество,
как кот - постель.
Березы сами жрали кашу,
сестричка на дежурство в Кащенко
несла "Шанель".
НА СМЕРТЬ КУРИЛКИ ЛИТО ИМ. СТЕРНА
Уже не жив Курилка. Укатали.
Вот он лежит, красивый и недвижный.
С главою, исцарапанной котами.
В одном белье - простом, нечистом, нижнем.
А ведь не так давно дымилась трубка,
неспешный треп, перемежаясь матом,
скользил по глади гостевой, как шлюпка,
плывущая в погоню за закатом.
Я помню - здесь блистали виртуалы:
умом, зубами, брюк протертых лоском.
Здесь были битвы, случки, карнавалы...
Стихи - и те бывали, матка боска!
Здесь гарцевали злобные абреки,
пушистый рыжий хвост мелькал порою,
литовки поднимали МАССЕ веки,
и он следил из ложи за игрою.
Но вот пиздец подкрался незаметно,
а может, у кого-то нервы сдали.
И он убит - бесславно, бессюжетно.
Убит. Все остальное - лишь детали.
Теперь все дети спрятались в Беседке,
творят там, как знамение, пароли.
А я смотрю на все с высокой ветки,
мне так смотреть положено по роли.
ПАЛУБЕ "ВЕЧЕРНЕГО ГОНДОЛЬЕРА"
О доблести, о подвигах, о славе
я не мечтал на дорогой Сети.
И если барабанил я по клаве,
то только чтобы время провести.
Но ночь пришла, я подвожу итоги
и вижу, что друзьями не забыт.
Я с вами, я участник ваших оргий -
простой пушистый дорогой пиит.
Прошли года, промчались, как квадрига,
стихи и Сеть терзали жизнь мою.
Я, как последний рыжий кот-расстрига
все бросил - и работу, и семью.
Но черной кошкой проплыла Гондола,
а с Палубы махнули мне рукой.
Я с вами, но я должен жить без дома,
свободный, ироничный и бухой.
Девятый срок пройдя до половины,
я ощутил, что молодость прошла.
И свой автопортрет, где профиль львиный,
своим хвостом смахнул я со стола.
ДРАЗНИЛКИ
Посвящается карьерному литератору Диме Бавильскому, успешному конъюнктурному критику, бездарному прозаику, посредственному поэту и бесчестному человеку, оскорблявшему женщин.
Я иду долиной.
На затылке гвоздь.
Много пережить мне
в жизни довелось.
В лайковой перчатке
рыжая нога
деморализует
всякого врага.
Я иду долиной.
На затылке шерсть.
Если встречу Диму -
значит Диме смерть.
Я иду долиной.
На затылке - чип.
Я собой являю
новый архетип.
Выйду за дорогу,
выйду под откос,
Там Бавильский Дима
гонораросос.
Я иду долиной -
вышел погулять.
Будет помнить Дима
"маленькую блядь"!
Я иду долиной.
На затылке - шмель.
Восемь лет, как Дима
вышел на панель.
Я иду долиной.
В голове дыра.
Ты гиена, Дима,
и притом - пера.
Я иду долиной.
На затылке - бант,
а Бавильский Дима -
моська и мутант.
Я иду долиной.
На затылке - шлем.
Повстречаю Диму -
разорву и съем.
Я иду долиной.
На затылке - глаз.
А Бавильский Дима…
…..
ладно, в другой раз.
ЦАРАПКИ ИЗ ЧАТА
1.
Когда мне нечего делать, я не чешу яиц.
Лежу, свернувшись клубочком, под щебетание птиц.
Но если плохо щебечут, я совершаю прыжок.
А яйца лижу свои я. И не лижу чужих жо...
Когда тебе нечего делать, в гестбуках не щебечи,
потому что в гестбуках часто падают кирпичи.
Порой они падают с крыши, с той, где гуляю я.
И тот, кто казался выше, съеживается до нуля.
2.
Кому из ложечки рыбий жир,
кому же - в поте лица
(тому, для которого мир - это тир,
но только с другого конца,
где мишени дрожат,
лишь курок нажат,
рывок - и ты снова успел),
и драка у нас всегда на ножах -
когти - для тех, кто смел!
И жирную рыбу получит тот,
кто не ведает слова "страх"!
Добудет ее настоящий кот,
красивый во всех местах!
3.
О, контекст простипомы!
Мы с тобою знакомы.
Часто в этом контексте
я встречал рыбу в тесте.
Были коротки встречи,
словно летние ночи.
Простипома - предтеча
и форели, и прочих,
тех, кто плещется с жиру
в родниковых узорах.
Я сломал свою лиру,
как источник позора -
нет, и не было песен,
что достойны тебя.
Я небесной невесте
принесу рыбу в тесте,
так обеих любя!
4.
Я не колхозный, я другой,
самостоятельный и пылкий,
своей четвертою ногой
загребший тщательно опилки.
5.
Супрастину
Любить иных - тяжелый труд.
Любовь к себе - куда пристойней.
Да, я порою слишком крут,
но это мне до колокольни.
Здесь не поможет супрастин,
друзья и прежние заслуги,
ведь предо мною он один -
твой бледный текст - твои потуги.
Мой друг, лечись не от котов,
ведь графомания - страшнее.
Лекарство я, а не микроб -
я вовремя даю по шее -
лавровый падает венок,
и, осознав, что ты не гений,
напишешь ты поменьше строк,
но будет больше просветлений.
Кошки, котята, котишки, коты и кошары!
Идите, бегите сюда и пируйте на шару -
щедрая наша помойка в богатом районе -
много еды, чистота и отсутствие вони.
Наша помойка соседствует с вашей помойкой,
так чувство плоти привычно соседствует с койкой,
разные виды существ перемешаны слишком,
мы отличаемся разве что сортом пальтишек -
шуба моя неизменна и снять ее сложно,
а у людей одинаковы разве что рожи.
Срез социальный в нашем районе хороший -
холеные люди, холеные толстые кошки,
вкусы у нас совпадают довольно удачно -
мясо, печенка, лосось - подходящая жрачка.
Толстые люди хотят похудеть и потеют
бегая грузно по пыли, песку и растениям,
толстые кошки довольны уютной судьбой,
предпочитают всему наслажденье собой.
РУБАИ
Я живу, запивая таблетки вином.
Ночью легкие рву под любимым окном.
Украшают самца не одни только шрамы.
И грехи, и стихи, и борьба с бодуном.
Ты живешь, превращая тоску в бытие.
Ты как дикую рысь приручаешь ее.
Я стою у окна и смотрю на прохожих.
Лишь свобода - моя. Остальное - твое.
Ты живешь по велению сердца, ага?
Все коты во дворе получили рога.
Я ж на это смотрю философски и просто -
Твое сердце - мое. Не мое лишь влага…
Я живу, как хочу, но мешает луна -
возмущает спокойствие Мурки она,
и бесчинствует Мурка - ворует и пьет.
Я про это стихов сочинил до хрена!
ПРАЗДНИК, КОТОРЫЙ ВСЕГДА СО МНОЙ
Жизнь не прошла впустую,
если живот не пустой.
Мусорщики бастуют!
Город завален едой!
Город сервировали,
город - а ля фуршет.
Я повторю едва ли
фразу, что счастья нет.
Сколько деликатесов!
От изобилия пьян,
раньше я был повеса,
нынче я стал гурман!
Свадебное застолье,
или Лукуллов пир!
Если голодному - воля,
сытому - целый мир!
В сером зловещем рассвете
город похож на погост.
Сонные сукины дети
сели в мусоровоз.
И среди серого утра,
и среди белого дня,
я горько орал:"Полундра!" -
грабили люди меня.
Мне не поверят внуки
про ужин из дюжин блюд.
Люди - такие суки!
Жалко, что кот - не верблюд.
РЕАКЦИЯ ПРЕЦИПИТАЦИИ
Я помню - было дело.
А дело было так:
с роскошным антителом
я совершил контакт.
Мы с нею идеально
совпали в основном.
И в принципах моральных,
и кое в чем ином...
Был миг контакта сладок,
его не прокляну,
хоть выпал я в осадок -
и вот иду ко дну.
ГОРОДСКОЙ ЖЕСТОКИЙ РОМАНС
Я остался один из помета,
остальных утопили в ведре.
О, бедная, бедная мама
с белой меткой на черном челе!
Сестренку мою утопили -
белую, словно фата.
И смешного тигренка-братишку,
ему уже взрослым не стать.
Убили вторую сестричку,
рыжую, словно огонь.
И замочили братишку -
в яблоках был он, как конь.
И мама всю нежность и ласку
излила на меня, пацана.
Я купался в ворованном счастье,
с молока я дурел, как с вина.
Мама, родимая мама!
Близким была существом.
Учила играться и драться,
умывала меня под хвостом.
Я рос на лужайке у дома,
у большого резного крыльца.
И к маме однажды примчался,
спросить про родного отца.
Взгляд ее затуманила мука,
но и счастье играло в глазах:
"Мой единственный сын, мой котенок,
я должна тебе все рассказать!
Отец твой был просто героем,
крысоловом он был с юных лет,
красивым, народным любимцем,
отравил его подлый сосед.
Я хотела возмездия, мщенья,
но что я могла изменить?
Мне однажды отец твой приснился,
я спросила:"Ну как же мне быть?"
Он сказал:"Ты родишь мне котенка,
смышленого с детства мальца,
рыжего, с черною меткой,
он отомстит за отца!"
Заплакал тут я от предчувствий,
а после пошел воровать.
А через полгода вернулся,
ведь от судьбы не сбежать.
Я царапал капот его тачки,
заткнул выхлопную трубу.
Через год все же выпало счастье
лицезреть супостата в гробу.
Не стыдно теперь возвращаться -
я отомстил за отца!
Увидел я рОдную маму,
а рядом - котенка-самца.
Рыжий и чуть конопатый,
играл под знакомым кустом.
Так же, как я, он метался
за материнским хвостом.
"Мама,- шагнул я из тени,-
я отомстил за отца!
Я видел убийцу - убитым,
с мордою цвета свинца!"
Мама смотрела устало,
качая своей головой:
"Вас я не знаю, мужчина.
Вы вовсе котенок не мой.
Вот моя милая крошка
играет в тени у крыльца -
остался один из помета,
чтоб отомстить за отца!"
ОБРАЗ ЖИЗНИ
МОРЕ мне заменяет дуст.
Блохи тонут, и дует в ус
Свежий ветер зюйд-ост,
Чтобы высохли шкура и хвост.
МУРКА мне заменяет жену.
Да, я так порочно живу.
А прижитых с нею котят
Отдаю в интернат.
КОГОТЬ мне заменяет нож -
Приспособлен к разрыву кож,
Я точу его на плите,
Под которой лежат не те.
А хозяина больше нет -
Удавился вчера в обед.
Он оставил одни долги
И плохие стихи.
ПЕСНЯ мне заменяет фоно,
Жизнь черна и плотна - говно.
И запекшаяся кровь
Там, где ранена бровь.
Только СТРАСТЬ не хочу менять.
Это то, что спасет меня.
Дикий саженец мастерства
Поливаю. Такие дела.
ПОТУСТОРОННЕЕ
Не все мы вышли из шинели,
а кое-кто и из "Шанели",
"Шанели номер пять".
В шестой палате дулись в нарды,
себе, друг-другу били морды
и ¾ спать.
А наша старшая сестричка,
с кошачьим просветленным личиком
с мурчащей буквой "эрр"…
Она дала мне… рыбу в тесте,
и я сожрал ее на кресле
в больничном СССР.
Змея парадов издыхала,
Моя сестричка смысл искала
в гостинице "Савой".
А я кричал в стихах о главном,
день накрывался чистым саваном,
страна ¾ звездой.
За шкирку нас держала вечность.
Я покидал свое отечество,
как кот - постель.
Березы сами жрали кашу,
сестричка на дежурство в Кащенко
несла "Шанель".
НА СМЕРТЬ КУРИЛКИ ЛИТО ИМ. СТЕРНА
Уже не жив Курилка. Укатали.
Вот он лежит, красивый и недвижный.
С главою, исцарапанной котами.
В одном белье - простом, нечистом, нижнем.
А ведь не так давно дымилась трубка,
неспешный треп, перемежаясь матом,
скользил по глади гостевой, как шлюпка,
плывущая в погоню за закатом.
Я помню - здесь блистали виртуалы:
умом, зубами, брюк протертых лоском.
Здесь были битвы, случки, карнавалы...
Стихи - и те бывали, матка боска!
Здесь гарцевали злобные абреки,
пушистый рыжий хвост мелькал порою,
литовки поднимали МАССЕ веки,
и он следил из ложи за игрою.
Но вот пиздец подкрался незаметно,
а может, у кого-то нервы сдали.
И он убит - бесславно, бессюжетно.
Убит. Все остальное - лишь детали.
Теперь все дети спрятались в Беседке,
творят там, как знамение, пароли.
А я смотрю на все с высокой ветки,
мне так смотреть положено по роли.
ПАЛУБЕ "ВЕЧЕРНЕГО ГОНДОЛЬЕРА"
О доблести, о подвигах, о славе
я не мечтал на дорогой Сети.
И если барабанил я по клаве,
то только чтобы время провести.
Но ночь пришла, я подвожу итоги
и вижу, что друзьями не забыт.
Я с вами, я участник ваших оргий -
простой пушистый дорогой пиит.
Прошли года, промчались, как квадрига,
стихи и Сеть терзали жизнь мою.
Я, как последний рыжий кот-расстрига
все бросил - и работу, и семью.
Но черной кошкой проплыла Гондола,
а с Палубы махнули мне рукой.
Я с вами, но я должен жить без дома,
свободный, ироничный и бухой.
Девятый срок пройдя до половины,
я ощутил, что молодость прошла.
И свой автопортрет, где профиль львиный,
своим хвостом смахнул я со стола.
ДРАЗНИЛКИ
Посвящается карьерному литератору Диме Бавильскому, успешному конъюнктурному критику, бездарному прозаику, посредственному поэту и бесчестному человеку, оскорблявшему женщин.
Я иду долиной.
На затылке гвоздь.
Много пережить мне
в жизни довелось.
В лайковой перчатке
рыжая нога
деморализует
всякого врага.
Я иду долиной.
На затылке шерсть.
Если встречу Диму -
значит Диме смерть.
Я иду долиной.
На затылке - чип.
Я собой являю
новый архетип.
Выйду за дорогу,
выйду под откос,
Там Бавильский Дима
гонораросос.
Я иду долиной -
вышел погулять.
Будет помнить Дима
"маленькую блядь"!
Я иду долиной.
На затылке - шмель.
Восемь лет, как Дима
вышел на панель.
Я иду долиной.
В голове дыра.
Ты гиена, Дима,
и притом - пера.
Я иду долиной.
На затылке - бант,
а Бавильский Дима -
моська и мутант.
Я иду долиной.
На затылке - шлем.
Повстречаю Диму -
разорву и съем.
Я иду долиной.
На затылке - глаз.
А Бавильский Дима…
…..
ладно, в другой раз.
ЦАРАПКИ ИЗ ЧАТА
1.
Когда мне нечего делать, я не чешу яиц.
Лежу, свернувшись клубочком, под щебетание птиц.
Но если плохо щебечут, я совершаю прыжок.
А яйца лижу свои я. И не лижу чужих жо...
Когда тебе нечего делать, в гестбуках не щебечи,
потому что в гестбуках часто падают кирпичи.
Порой они падают с крыши, с той, где гуляю я.
И тот, кто казался выше, съеживается до нуля.
2.
Кому из ложечки рыбий жир,
кому же - в поте лица
(тому, для которого мир - это тир,
но только с другого конца,
где мишени дрожат,
лишь курок нажат,
рывок - и ты снова успел),
и драка у нас всегда на ножах -
когти - для тех, кто смел!
И жирную рыбу получит тот,
кто не ведает слова "страх"!
Добудет ее настоящий кот,
красивый во всех местах!
3.
О, контекст простипомы!
Мы с тобою знакомы.
Часто в этом контексте
я встречал рыбу в тесте.
Были коротки встречи,
словно летние ночи.
Простипома - предтеча
и форели, и прочих,
тех, кто плещется с жиру
в родниковых узорах.
Я сломал свою лиру,
как источник позора -
нет, и не было песен,
что достойны тебя.
Я небесной невесте
принесу рыбу в тесте,
так обеих любя!
4.
Я не колхозный, я другой,
самостоятельный и пылкий,
своей четвертою ногой
загребший тщательно опилки.
5.
Супрастину
Любить иных - тяжелый труд.
Любовь к себе - куда пристойней.
Да, я порою слишком крут,
но это мне до колокольни.
Здесь не поможет супрастин,
друзья и прежние заслуги,
ведь предо мною он один -
твой бледный текст - твои потуги.
Мой друг, лечись не от котов,
ведь графомания - страшнее.
Лекарство я, а не микроб -
я вовремя даю по шее -
лавровый падает венок,
и, осознав, что ты не гений,
напишешь ты поменьше строк,
но будет больше просветлений.
