КОТОЛОГИЯ

[allergen]

Ицхак не делил на людей и котов
рожденных в его дому.
Был первородство отдать готов
лучшему. Одному.

Рыжий и сильный предок Эсав,
рожденный первым в шатре,
всю ночь охотиться мог, не устав,
чтоб дичь принести на заре.

А Яков был шелудив, как пес.
Болтливый, что какаду,
он полную дичь постоянно нес,
мешая ложкой еду.

Двуногий Яков был лыс и слаб,
и шерсть не росла на нем.
Завидовал силе Эсавьих лап,
но мог управлять огнем.

Эсав всю ночь добывал еду,
и сахар упал в крови.
Он, чуявший дичь, не чуял беду,
мяукал: "Корми! Корми!"

Яков, дежуривший у костра,
придурок и хлеборез,
сказал Эсаву: "Отстань! Достал!
Еды останешься - без!"

Страсти пылают в крови у нас,
страсть - это смерти сестра.
И Яков, руша гомеостаз,
рыбу достал из костра.

Он эту рыбу в тесте запек
из белой тонкой муки.
Знал, что Эсава был путь далек
и теребил плавники.

"Брат! - мяукал и выл Эсав. -
Кусочек! Хочу я есть!"
Рыба лежала, вокруг распластав
и тесто, и все, что есть.

Яков в ответ кивнул головой,
и умехнулся вдруг:
"Продай первородство за завтрак свой.
Избегни голодных мук.

Весь мир потом иль рыбу - сейчас?" -
с издевкой он произнес.
Эсав проблему решил на раз,
ответил: "Гавновопрос".

Коварный Яков, неверный брат,
предатель, психолог, брут.
Выкупил право на майорат,
право на подвиг и труд!

За рыбу в тесте и я порой
больше давал, чем имел.
Эсав наследство просрал, как герой -
был бескорыстен и смел.

Ицхак ослеп и лишился сил.
Подняв дрожащую длань,
Эсава, старшего, попросил
задрать ему юную лань.

Жалеют матери худших из нас,
и Ривка варит овцу -
пока Эсав выполняет приказ,
Яков пойдет к отцу!

Сказала Ривка: "Иди в шатер,
Яков, иди, ступай.
И, не вступая с Ицхаком в спор,
мясо ему отдай.

Отец ослепший благословит,
считая, что ты - Эсав.
На лжи, предательстве и крови
замешаны чудеса!"

"Эсав - пушист, а я слаб и лыс.
И сразу отец поймет,
какую таю я заднюю мысль,
и проклянет, проклянет!"

Дала ему Ривка шкурки котов,
чтоб ими руки обвить:
"Готов ты, Яков?"
"Всегда готов!
Как истинный индивид!"

Ицхак в сомненьи пробормотал:
"Лапы Эсава, но…
голос Якова… эх, слепота…
значит, предрешено…"

Оливки выдавили слезу,
и маслом она стекла
на Землю Святую, и на лозу,
росшую у костра.

Ицхак последнее мясо ел,
гладил кошачий мех.
Яков мурлыкал - вор, костюмер,
забывший про слово "грех".

Хозяйской походочкой вышел он -
младший, но старший сын.
Вылил на землю остывший бульон
и ухмыльнулся в усы.

А там в шатре умирал Ицхак -
последний ослепший сфинкс.
Свершился первый на свете хак.
И мир с той поры завис.